— Обмани ее. Отложи ее. Это надо делать, пока оно свежее. Тебе надо использовать Таббера, пока «Домотканый стиль» — новинка. Через пару недель это будет все равно, что старая шляпа. Это такая мода, которой большие шишки не дадут продержаться долго. Они не могут такого позволить. Салоны мод, магазины, торгующие украшениями, производители косметики уже взвыли. Они хотят, чтобы Президент произнес одну из своих знаменитых речей «Все за кондиционеры воздуха!», убеждая женщин, что они уничтожают благосостояние страны.

— Правильно! — заявил Эд. — Мы так и сделаем. Мне надо начинать подготовку. Нужно найти людей, которые выступят с ним в дискуссии. Зададут ему вопросы, и так далее.

— Я! — сказал Базз. — Я буду участвовать в дискуссии. Я уже слышал его полдюжины раз. И приведи Элен Фонтейн, раз это она накликала проклятие. Может быть, нам удастся заставить ее умолять Таббера отменить проклятие.

— Ага, — подхватил Эд. — И его дочь, Нефертити. Шустрая, как пара запонок. И тоже хорошо говорит. Мы ее задействуем. Я так понял по ее словам, что Табберу уже случалось раз-другой накладывать заклятие, когда он говорил в гневе, как она это назвала.

У Эда Уандера было легкое чувство неправильности по дороге к месту, где Иезекиль Джошуа Таббер расставил свои палатки. Что скажут Маллигэн и Общество Стивена Дикейтьюра по поводу того, что он выпустит в эфир человека, которого они всего неделю назад расследовали по поводу подрывной деятельности? Эд решил, что он не станет ставить в известность главу телерадиостанции. Если ему удастся уговорить Элен Фонтейн участвовать в шоу, Маллигэну мало что останется сказать. И Баззо прав, это такая передача, которая непременно привлечет внимание. Наконец-то чаша весов склонилась на сторону Эда Уандера.

Они подъехали к месту парковки близ большого пустыря, который группа Таббера нашла подходящим для своего пребывания. Эд Уандер отпустил подъемный рычаг Фольксховера, и машина опустилась на землю.

— Эй, что происходит? — сказал Базз. — Что происходит?

— Похоже на то, что они убираются отсюда, — сказал Эд. — Сворачивают большую палатку.

Они выкарабкались из маленького ховеркара и направились туда, где кипела деятельность.

Нефертити Таббер первая их увидела. Она выбралась из меньшей из двух палаток с кофейником и четырьмя чашками в руках.

Почему-то Эду Уандеру пришла на ум пара строк, которые он не вспоминал с тех пор, как закончил высшую школу.

«Ровняет сено на лугу

Мод Миллер в летний день.»

Он тихо сказал:

— Последние два дня я повсюду вижу этот «Домотканый стиль». И первый раз могу сказать, что кому-то он к лицу.

— На ней он выглядит естественно, — ответил Базз. — Деревенская простота.

Девушка остановилась и ждала, пока они подойдут, с вопросительным выражением на лице.

— А… мм, мисс Таббер, — сказал Эд. — Вы с отцом что, уезжаете?

Она едва уловимо наклонила голову.

— Боюсь, что да. Вы знаете, мы здесь провели уже две недели, — она сделала паузу, прежде чем добавить, — Эдвард Уандер.

Она посмотрела на Базза.

— Здравствуйте, Базз Де Кемп. Я заметила, что вы использовали материал из проповедей моего отца в своих статьях.

— Ну да, правда.

— Не позаботившись указать источник, или даже упомянуть, что отец здесь в городе.

Базз замялся.

— Честное слово, мисс Таббер, я хотел вставить кое-что о старом… ну то есть, о вашем отце. Но городской редактор их выбросил. Мне правда жаль. Никто не интересуется малыми религиозными культами.

— Мы поэтому к вам и пришли, — поторопился вставить Эд Уандер.

Она обратила на него свои неправдоподобно голубые глаза.

— Потому что никто не интересуется малыми религиозными культами, Эдвард Уандер?

— Ну, отчасти да. Послушайте, называйте меня Эд. Мы подумали, что если ваш отец выступит в моей передаче, у него будет аудитория в сотни тысяч человек, прямо у них на дому.

Ее лицо на мгновение прояснилось, но затем она снова нахмурилась.

— Но в вашей передаче выступают сумасшедшие и жулики, Эдвард… то есть Эд. Мой отец…

Он торопливо сказал:

— Вовсе нет, Нефертити. Ты не понимаешь. Моя передача предназначена для того, чтобы дать возможность людям, которые никак иначе не получат большую аудиторию, представить свои убеждения, какими бы странными они ни были. Я признаю, что некоторые из них жулики, некоторые даже ненормальные, но это не значит, что среди них нет честных людей. Это для твоего отца шанс высказаться по-настоящему.

Она нерешительно произнесла:

— Отец никогда не выступал по радио… Эд. Я не думаю, что он вообще одобряет радио. Он считает, что люди получают больше удовольствия, когда сами исполняют музыку. Когда каждый член семьи играет на каком-нибудь инструменте или поет.

— Когда такое было, — сухо сказал Базз Де Кемп.

— В Элизиуме по-прежнему так, — девушка перевела взгляд на него. Газетчик начал что-то говорить, но Эд Уандер снова поспешил

вмешаться.

— Неважно, одобряет он радио или нет, и неважно, выступал ли он когда-нибудь по радио. Я привык работать с неопытными людьми. Почти все гости моей передачи не имеют опыта работы на радио. Это его большой шанс. И ты тоже будешь рядом. И Баззо. И, думаю, мисс Фонтейн.

Она на мгновение была обеспокоена этой мыслью, затем уютно пожала пухлыми плечами.

— Мы можем спросить его самого.

Она пошла впереди. Эд и Базз увидели пожилого проповедника, который вместе с несколькими другими людьми сворачивал большую палатку. Деревянные стулья уже были сложены и составлены снаружи, а теперь складывали лекторскую платформу, чтобы перенести ее.

Когда Таббер заметил их, он что-то сказал остальным, которые продолжали работу, и вышел к ним навстречу.

Старый Лесоруб, — снова подумал Эд. Эйб Линкольн в Иллинойсе. Этот тип — действительно незаурядная личность. Позор, что передача до сих пор не вышла на телевидение. Она бы действительно стала популярной, если бы аудитория увидела этого кадра.

Иезекиль Джошуа Таббер переводил взгляд с одного новоприбывшего на другого.

— Слушаю вас, добрые души, — сказал он.

Эд Уандер откашлялся.

— Меня зовут…

— Я знаю, как тебя зовут, добрая душа. Моя дочь сказала мне, кто ты такой, в тот вечер.

Эду вдруг пришло в голову, что он не заманит Таббера на шоу, пытаясь его соблазнить выгодами. Он инстинктивно чувствовал, что этого человека нельзя уговорить произнести заклятие на заказ. Когда он ехал сюда с Баззом Де Кемпом, Эд собирался пообещать проповеднику возможность выступить перед людьми таким образом, что по сравнению с ним такие великие деятели возрождения религии прошлого, как Билли Сандей и Билли Грэхем покажутся дешевкой. Теперь он решил, что будет лучше, если он пока вообще не станет упоминать о проклятии.

Эд сказал:

— Мистер Таббер, я…

Таббер мягко сказал:

— «Мистер» происходит от слова «мастер», то есть «хозяин», добрая душа. Я не хочу быть ничьим хозяином, не более, чем я хотел бы, чтобы кто-то был моим хозяином. Называй меня Иезекиль, Эдвард.

— Или Зеки, уменьшительно, — сказал Базз Де Кемп.

Таббер посмотрел на газетчика.

— Да, — мягко сказал он. — Или Зеки, уменьшительно, если вам так больше нравится, добрые души. Это почетное имя, имя одного из наиболее прогрессивно мыслящих древнееврейских пророков, который написал двадцать шестую книгу Ветхого Завета.

— Полегче, Баззо, — тихо пробормотал Эд в сторону Де Кемпа. Затем обратился к Табберу:

— Что я хотел предложить, сэр…

— Термин «сэр», вариант термина «сир», пришел к нам из феодальной эпохи, добрая душа. Он отражает отношения между дворянином и крепостным. Мои усилия направлены против таких отношений, против любой власти одного человека над другим. Ибо я чувствую, что кто бы ни клал на меня свою руку, чтобы управлять мною, он узурпатор и тиран! Я объявляю его моим врагом!

Эд Уандер на мгновение закрыл глаза и помолчал. Затем снова открыл их и сказал: